Оглавление блога

воскресенье, 20 марта 2011 г.

Трудное слово

В позапрошлое воскресенье купил книжку Сергея Довлатова "Блеск и нищета русской литературы" - небольшие газетные заметки о писателях, слегка эпатажные, типа про несоветскую двоемужицу - Лилю Брик - открыто жила и с мужем, и с Маяковским. На двоих, в общем, ее пользовали. А советская власть времен Брежнева этого многолетнего эпизода его биографии стеснялась: как же - "певец революции", а "моральный кодекс строителя коммунизма" похерил...

Две довольно филологические статейки: "Это непереводимое слово - хамство", типа, даже Набоков не мог найти английского эквивалента. Странно как-то, Довлатов ведь вроде почти филолог тоже, и вот, прожив 11 лет в США - сетует, как простолюдин какой... Да куча безэквивалентной лексики меж любыми двумя языками!

Байка: В тусовке с присутствием Раневской, кто-то сказал слово, а кто-то другой его (ея?), типа, пристыдил:
- Нет такого слова: "жопа"!
Раневская мигом отреагировала:
- Как так? Жопа есть, а слова нет?!

Дык, запросто, Фаина Георгиевна! Вот В.П. Берков пишет, что в Норвегии гарнир есть, а слова такого в норвежском - нет! И наоборот, есть общее слово "полегг" для всего, что на бутерброд кладут сверху хлеба: сыр, масло, ветчина, селедка и т.п. В русском, соответственно, "поклажа" на бутерброде есть, а слова - нетути!

Ну и, еще статейка "Трудное слово". "Халтура", якобы. Два разных значения:
1) подработка, левый заработок
2) работа, сделанная "спустя рукава", плохо, небрежно

Таких слов, с "разбросанной" семантикой, в родном языке мы просто не замечаем, кажется - оттенки одного значения. Кажется, насколько уже единое семантическое поле у слова "аудитория". А на итальянский - по-разному переводится:

в значении "помещение, учебный класс" = aula,
в значении "совокупность слушателей, зрителей" = uditorio, pubblico.

Ну и, во времена моей молодости в первом значении уже устарело: про "левый" заработок говорили уже "шабашка", "шабашить", а не "халтура", "халтурить".

Вообще Довлатов интереснее не как писатель, а как свидетель времени, мемуарист (поэтому эту книжку и купил). Где-то (искать сейчас лень) он про себя говорит, что всю жизнь молил бога, чтобы тот позволил ему стать ОБЫКНОВЕННЫМ писателем. Стал. Потом захотелось бòльшего, а - поздно! У Бога добавки не просят...

Мне больше всего нравится его тоненькая книжечка "Записные книжки":

Соседский мальчик:
- Из овощей я больше всего люблю пельмени.

Соседский мальчик ездил летом отдыхать на Украину. Вернулся. Мы его спросили:
- Выучил украинский язык?
- Выучил.
- Скажи что-нибудь по-украински.
- Например, мерси.

Отец моего двоюродного брата говорил:
- За Борю я относительно спокоен, лишь когда его держат в тюрьме!

Хармс говорил:
- Телефон у меня простой - 32-08. Запоминается легко: тридцать два зуба и восемь пальцев.

Шли мы куда-то с Бродским. Был поздний вечер. Спустились в метро - закрыто. Кованая решетка от земли до потолка. А за решеткой прогуливается милиционер.
Иосиф подошел поближе. Довольно громко крикнул:
- Э!
Милиционер насторожился, обернулся.
- Чудесная картина, - сказал ему Иосиф, - впервые наблюдаю мента за решеткой!

В детскую редакцию зашел поэт Семен Ботвинник. Рассказал, как он познакомился с нетребовательной дамой. Досадовал, что не воспользовался противозачаточным средством. Оставил первомайские стихи. Финал их такой:
"...Адмиралтейская игла
Сегодня, дети, без чехла!..."
Как вы думаете, это подсознание?

Слышу от Инги Петкевич:
- Раньше подозревала, что ты - агент КГБ.
- Но почему?
- Да как тебе сказать. Явишься, займешь пятерку - вовремя несешь обратно. Странно, думаю, не иначе, как подослали.

Горбовский, многодетный отец, рассказывал:
- Иду вечером домой. Смотрю - в грязи играют дети. Присмотрелся - мои.

Михаила Светлова я видел единственный раз. А именно - в буфете Союза писателей на улице Воинова. Его окружала почтительная свита.
Светлов заказывал. Он достал из кармана сотню. То есть, дореформенную, внушительных размеров банкноту с изображением Кремля. Он разгладил ее, подмигнул кому-то и говорит:
- Ну что, друзья, пропьём этот ландшафт?

У Иосифа Бродского есть такие строчки:
"Ни страны, ни погоста
Не хочу выбирать.
На Васильевский остров
Я приду умирать..."
Так вот, знакомый спросил у Грубина:
- Не знаешь, где живет Иосиф Бродский?
Грубин ответил:
- Где живет, не знаю. Умирать ходит на Васильевский остров.

Ну и ты ды.

Комментариев нет :